не беспокоит и интересует не столько это, сколько то, что Михаил Булгаков своим романом, показав в нем людей на фоне демонов, сумел оправдать грех и обелить сатану, правда, не в прямом смысле этого слова. Тут правильнее было бы сказать, что Михаил Булгаков смог придать им смысл, обнаружить его, оправдать их существование, став автором одной из лучших теодицей, какие только известны человеческому миру. Если же можно было бы оправдать грех, то грех бы стал добродетелью, и если можно было бы обелить сатану, то дьявол стал бы ангелом. А все это бы в свою очередь значило, что в мире вовсе нет никакого зла, и поэтому борьба с ним стала бы бессмысленна, и как жить, не имело бы никакого значения. Просто в свете сравнения человека с Воландом мы прекрасно видим, что любой человек независимо от своего образа жизни всегда остается человеком. Убийство, например, – тяжкий грех, непростительное зло, ужасное преступление. Но при этом нельзя не согласиться, что на фоне Воланда фраза: «только человек мог сделать это» обретает больший смысл, чем без сравнения с Воландом человека. В то же время мы также не ошибемся, если скажем, увидев убийство, и такую фразу: «нет, человек не сделал бы это, человек не пошел бы на такое». Если Мастер убьет кого-нибудь или прольет чью-нибудь кровь, то он будет убийцей и станет хуже Берлиоза в наших глазах, и если Берлиоз, наоборот, кому-то подаст милостыню или проведет какую-нибудь старушку через дорогу, то он станет лучше Мастера и будет молодцом для всех нас. А если уже не Мастер, а Азазелло застрелит из своего пистолета, кроме барона Майгеля, кого-то еще, то он не станет от этого убийцей и не будет более демоном, чем Бегемот, и если уже не Берлиоз, а Бегемот поможет кому-то в трудную минуту, то он не будет от этого молодцом и не станет менее демоном, чем Азазелло. Почему? Почему лишение жизни человека, пролитие чужой крови для Мастера является убийством, а для Азазелло – нет? И почему милостыня делает Берлиоза лучше Мастера, а помощь другому не делает Бегемота менее демоном, чем Азазелло? Потому что Мастер и Берлиоз – люди, а Азазелло и Бегемот – духи. Для Азазелло лишение жизни другого тоже есть убийство, но оно не служит для него преступлением против природы, и поэтому не является для него злом, а значит, и убийством. Также и помощь другому не служит по той же причине Бегемоту добродетелью или благом, потому что он не знает любви. Для Мастера же убийство – это непоправимый и серьезный удар по своей совести, рана, которая будет давать ему о себе знать всю оставшуюся жизнь. Но все равно из-за убийства Мастер, как Берлиоз, оказавший помощь старушке, так и остается и для нас, и для всех, и для самого себя человеком. Ничто не может лишить его этого имени. И поэтому мы всегда будем его любить – не сможем без него существовать и жить. Все это наглядным образом говорит нам о том, что отношения со всяким человеком как проблема намного сложнее, чем отношения с духами, как с добрыми, так и со злыми. Общение с демонами невозможно, так как оно ведет нас ко злу, а с ангелами, напротив, оно возможно, так как тут оно уже ведет к добру. Не любить же человека, кем бы и какой бы он ни был, хотя бы он был самой Геллой, которая служит сатане, нам невозможно. И эта любовь как раз и говорит нашим сердцем и нашими устами, что любой человек, что бы он ни сделал, всегда остается таким, как мы. Удивительно и поразительно, что любовь как то, что всего ближе к нам, с чего мы начинаемся и без чего мы не можем жить, является для нас бесконечной тайной. Зачем мы любим? Почему мы нуждаемся в любви? И чего она ищет?
Что духи не знают греха и, стало быть, самой нравственности, следует из самого факта, что духам ведома лишь демонизация, которая как раз подобна греху, как подобны сами духи человеку. Для того же, что мы называем делением духов на ангелов и демонов, у нас не существует наименования, как не существует его и для того, что связывает и объединяет друг с другом либо ангелов, либо демонов. Некоторые святые отцы, как просвещенные Духом Святым мужи, тоже пишут, что для духов не существует греха и вместе с нею самой смерти. Преподобный Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры», в книге 2-й, в главе 4-й «О диаволе и демонах» пишет: «чем именно служит для людей смерть, этим для ангелов служит падение», то есть: что для человека умереть, то для ангела стать сатаной. А в новооткрытых текстах преподобного Исаака Сирина «О Божественных тайнах и о духовной жизни», в беседе 40-й «Снова о духовном созерцании…», в пункте 4-м о Боге написано следующее: «Ведь известно, что в тот момент, когда они падают, Он не оставляет их; и таким образом, ни демоны не останутся в своем демоническом <состоянии>, ни грешники – в грехах своих». Естественно, этот вопрос не обошло и Священное Писание. Так, в Святом Первом Послании к Коринфянам святого первоверховного апостола Павла, в 56-м стихе 15-й главы, в синодальном переводе, говорится: «жало же смерти – грех», и если демоны как не знающие смерти бессмертны, а грех – ее жало, стало быть, они не знают и самого греха. Таким образом, ангелы и демоны безгрешны, правда, не в том смысле, в каком безгрешен Богочеловек Иисус Христос, а в том, что им просто неведом сам грех, им ведома лишь одно осатанение, которому многих из духов все же подверглись, став навеки демонами.
Демоны – это не люди, и поэтому они не знают ни любви, а вместе с нею ни полового деления, ни нравственности, ни греха, ни смерти и ничего из того, с чего начинается любой человек. Вот как нужно понимать, что ангелы и демоны – это не люди, и лишь на их фоне нам становится намного яснее, кто же такой на самом деле человек.
О том, что трусость – это самый страшный порок
Для Бога ничего не существует, кроме двух равных Ему во всем Лиц, для Которых также, кроме Него Самого и Самих Себя, ничего не существует. Бог существует отнюдь не для того, чтобы за Ним признавали божественность два равных Ему во всем Лица, а
